Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
хоть и в глазах нежность, в голосе - лишь твёрдость. я говорю: "эго", ты говоришь: "гордость". в голос нельзя молча - где запятую ставить? ты говоришь: "выбрось", я говорю: "память".
знаешь, с тобой сложно, истину не докажешь. ты говоришь: "мелочь", я говорю: "важно". где здесь искать чувства, где интерес, похоть? я говорю: "обидно", ты говоришь: "похуй".
"на всё на-пле-вать", - скажешь, и оттого - горше. ты говори, что хочешь, а я не могу больше.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
За спиной — ни крыла, ни черта, ни гордости. Впереди — ни лица, ни любви, ни святости. Для тебя ничего, отовсюду и бережно — сохраню под ребром семь ран колотых. Я к тебе — молитвой, клятвою, тайною — не приду, не дождусь ни рассвета, ни гибели. Ни победных сирен в твою честь, ни трубящих ангелов. Ты ко мне — мимо рек, сквозь границу, форпост и плакальшиц, вслед за гробом соломоновым вереницею. Мы с тобой — не пойдем, не вернем все сторицей, костров не разожжем для августа. Был хрусталь, самоцветы бликами, а рассыпалось — бисер пригоршней, что ни бусина — вся с трещиной, все истертые, все — пластик с китайской фабрики. Осколки под ногами — фарфоровые, рукотворные, с вязью росписи — в пыль втоптались, под подошвами не ломаются, в доме моем ничего не трескается, звонким эхом не рассыпается по ладоням, по краю памяти. Только чертит широким почерком, переплавленной истины щедрым росчерком пишет имя твое знаменем. И я имя твое не ношу, не кляну, не храню и не верю в него.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
Зеленый Кит
В глубине души Зелёный Кит мечтал жить в Квартире №0. Он знал о её загадках куда больше, чем её владельцы. Он видел, что под кухонной раковиной живёт русалка, питающаяся моющим средством, и знал, что размером она не больше мизинца. Он слышал, как книги на книжных полках тихо перешёптывались, обсуждая собственные тайные смыслы, о которых, возможно, не ведали даже их создатели. Он запомнил все тайные люки, из которых выскакивал, словно чёртик из табакерки, Демон Лапласа, желающий вставить своё слово в любой более-менее важный разговор, и видел, как некоторые из них Математик пытается безуспешно заделать, пока Светлоглазая занята своими делами.
В кладовой Квартиры №0 росла яблоня с золотыми яблоками, но дверь этой кладовой была заставлена велосипедными останками и банками солений. Под ковриком у входа лежал ключ от театра теней в преисподней.
И Зелёный Кит злился, что Светлоглазая и Математик игнорируют сокровища, которыми обладают. И Зелёный Кит думал, что, окажись он на их месте, поступал бы совершенно иначе. Правильно. Хорошо.
Но если бы мы спросили у Зелёного Кита, счастлив ли он летать в облаках, Кит ответил бы: "Несомненно. Это мой сознательный выбор, и я сам этого добился. Что может быть прекраснее неба? Разве миллионы простых голубых китов не хотели бы взмыть в облака? Я счастлив быть собой и даже веду об этом колонку в местной газете, чтобы все знали о том, как хорошо и правильно я устроил свою судьбу".
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
надо уметь закалять свой нрав, надо уметь обходить расстройства. осень не скоро лишится прав. жить в её власти не так-то просто. хватит, родная, страдать, реветь, клясть всех святых за печальность быта, хватит плодить депресняк в себе. сделай глубокие вдох и выдох. вытащи боль из своих глубин, вынь черноту, что нутро терзает. в мире ведь есть миллион причин, чтобы себя не травить слезами. пусть это время пришло с войной и направляет на нас ненастья. я до конца буду рядом с тобой.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
твои билеты на поезд согрею в своих ладонях но лето, сгорая, порядком теплее в градусах проводник все смотрел, но так до конца не понял что я и стихи - останутся
и поезд ползет по полям и бескрайним далям я взглядом его провожаю, пока виднеется и красною нитью стихи до тебя дотянутся и ночами большая тебя сбережет медведица
кругом провожающих лица и сумки едущих куда-то туда, где тебя не достать рукой ты с собой забери все тепло - между слов оно между и возвращайся скорее ко мне - приезжай домой
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
лето кончится, что останется? только отзвук счастливых нот. осень вовсе не то пристанище, куда мчаться с нетрезвых ног, опьянённым тобой до одури, заколдованным до нутра. поезда наши в рейсы отбыли, а колеса стучат: «пора!» что везём в рюкзаках и в памяти? мне тебя поминать в стихах, мне молить о тебе на паперти, в сердце голосу не стихать. он кричит, заклинает именем – я бегу к тебе в долгих снах по дорогам, покрытым инеем... снова лето раскинет снасть, окаймлённую алым заревом и расшитую серебром. вспоминать тебя – грех и палево, боль несносная под ребром. мне любить тебя – отречение от привычного, всех и вся. это лето, как исключение. в боги смертного вознеся, я останусь лишь тенью прошлого, дымом винстона по ночам. мы ни разу с тобой не ложные, у чужого заснув плеча. мы все так же близки и преданны глубоко, глубоко внутри. скалы в море навеки врезаны. лето в венах не прогорит, не пытайся студить/вылечивать [смысла нет даже и на треть]. беспредельное в бесконечности. что поможет нам уцелеть? птицы, камнем в крыло подбитые, заклеймённые навсегда. прошлым летом снова люби меня. к черту осень и поезда!
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
я люблю тебя, слышишь? любви моей края нет. ты останешься первой, заменишь вторую, третью. худощавые руки. царапины на спине; — мои чувства к тебе горячее калённой меди.
я люблю тебя, слышишь? по бритве идя к петле буду предан тебе, даже став для тебя мерзавцем. ветром платье твоё задирается до колен и пахучие волосы тихо текут сквозь пальцы.
я люблю тебя, слышишь? бесформенный кавардак этих строк — о тебе. я на большее не способен. оставайся моей на секунду и навсегда. оставайся с дня встречи до дат вдоль немых надгробий.
по горячей земле растекается молоком свет далёких Галактик, мерцающих где-то выше. кроме фото твоих нету мне никаких икон. я люблю её, Боги, позвольте ей это слышать.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
из каких мы пришли систем? и откуда в нас эта боль.. в голове миллиарды схем программируют новый сбой. на пути миллионы лиц, а в сердцах мириады стрел, и от каждой по сто страниц, но ни строчки, что о тебе.
просто, сколько бы ни искал, сколько б сердце не знало лжи, я тебя до сих пор не знал. покажись же мне, покажись!.. дай тебя разглядеть в толпе, нежным взглядом меня плени, и спаси меня ото всех, от меня же меня спаси...
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
наше время – иллюзия страшная и большая, я могу прямо завтра сломать себе жизнь и шею. не смотри так, как будто бы кто-то тебе мешает брать удар на себя запоздавших своих решений. нас никто не заставит держаться до гроба вместе, наша голая вера сдаётся судьбе без боя, только всё-таки ты до безумства мне интересен, ну, а я для тебя чуть прекрасней небес и моря.
наше время – иллюзия сахарно-сладкой дрёмы, ты рискуешь попасть под колёса большой машины. не хочу жить я с памятью горечью раскалённой, не хочу находить тайный смысл твоих ошибок, ты смеёшься со мною: вот в этом твоя свобода, но решить наш исход ты обязан сиюминутно:
если выберешь свет, я зажгусь для нас путеводной, если выберешь тьму, я явлюсь к тебе абсолютной.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
Этот сентябрь зачеркнул всё, что было до, вывалил листья на стол, перекрыв обиды. Быть бы на голову выше, не дать бы виду, нервы как ветхое бежевое пальто. Этот сентябрь разбросал по углам в груди рваные прописи с тусклыми букварями, даже их и не открыв, но с нуля морями он утопил бегущее впереди. Слушай, пожалуйста, просто не уходи. Просто поставь запятую, где точке место, пусть ни черты, ни эмоции, ни протеста, только пустой трамвай, только он один. Этот сентябрь стал богаче и тяжелей. Нужно чернила достать, запастись заранее, если октябрь ножевее ещё поранит, ты за меня, пожалуйста, доболей, но не касайся ни мрамора, ни перил, не выбирай между белым и очень белым, и, если сможется, как-нибудь, между делом, вспомни, как кто-то когда-то тебя любил.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
в сентябрьском вечере сливочный месяц, сверкает гирляндами звёздная пыль, живой небосвод до того интересен, что мир окружающий будто застыл. частичками льда Сатурн окольцован, блестит Андромеда напротив него. и не сформулировать нужного слова, чтоб высказать трепетность. ветер легко касается щёк, разрумяненных нежно. планеты вращаются, вторя часам. ты смотришь на небо и греешь надежду, что завтра туда ты отправишься сам. там Сириус встретит тебя громким лаем, подаст тебе руку несчастный Фуруд. ты будешь галдеть, вместе с ними сияя, и множество звёзд соберётся вокруг. вы станете хором растрачивать вечность, не зная ни смыслов, ни рамок, ни дат.
и я буду рядом с тобою, конечно, гореть, как ярчайшая в небе звезда.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
человек человеку небо: невесомостью облаков, мягким иссиня-белым светом, трупным запахом со дворов. человек человеку солнце в карнавале безликих дней, где ты тихо стоишь в сторонке, где хоть плачь, хоть садись и пей. человек человеку море: тихим омутом, глубиной. только вот каравелла тонет, хоть и названа "путь домой". человек человеку поле, где пожнёшь то, что сеял сам. но земля - существо скупое: половину - и по рукам. человек человеку лето: тёплой речкой, ночным костром. парой глупых смешных куплетов под нелепый один аккорд. человек человеку осень: сильным ветром, дождём в лицо, сигаретами, передозом, невесёлым до слёз концом. вместо солнца - слепая лампа, вместо неба - земная твердь. человек человеку счастье. человек человеку смерть.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
не доверяйся колдуну, что по ночам совсем не спит. он завлечёт тебя ко дну, утащит в свой проклятый скит, где жуткий, мрачный коридор, где бродит тень шизофрений. не говори, что это вздор, в его чертогах не усни, не то привидятся тебе такие странные дела, польётся бред по руслам вен, уйдёшь туда, где не была. рука протянется из тьмы, и будет то не божий перст. спасись от плена и сумы, не стань одной из тех невест, что бродят в чёрных кружевах в фантазиях его живых. тропа любви уводит в ад, а в сердце – сотня ножевых. ты просто не заметишь грань, когда её перешагнёшь. вот думала, что входишь в рай, но оказалось, это ложь, обман, творение лжеца. ну да, он – опытный колдун. никто не знал его лица, никто не ведал тёмных дум. ты зря его не береглась – теперь поди сойдёшь с ума. ты зря была совсем без глаз – теперь внутри глухая тьма, клубок из сумасшедших душ. ты в зеркала взгляни. взгляни! увидишь, как тебе идут все сто твоих шизофрений.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
ежевичное вино в мутных треснутых стаканах, между нитями дорог – незаметный полустанок, до рассвета – три часа, /солнце, солнце, я скучаю/, месяц в звёздных парусах горизонт собой венчает. бесконечные поля растекаются медово, лес застыл, не шевелясь, весь лавандово–лиловый. пенье утренних цикад и звенящая прохлада. здесь, в ромашковых цехах, утро пахнет звездопадом, молоком и тишиной, в сонном воздухе разлитой. ничего не решено, ничего не позабыто. /солнце, солнце, приезжай/, я застыл в стихах и письмах. на непаханых межах, словно снег, – тысячелистник. под окном – чертополох, все по-летнему прозрачно, утра розовый всполох ничего теперь не значит, лишь стихает птичий шум под туманной пеленою. я о многом не прошу:
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
сезон дождей. оставлены шезлонги. рыбак уходит в море, бросив сеть. твой голос был пронзительный и звонкий, чем подходил прибрежной полосе. здесь лестницы поют, петляя в прошлом, я был непонят, юн, тобой отброшен, ты мне была всегда немного больше, чем все.
потом был август, вопли тепловоза, москва и офис, бедность и понты. я выходил из дома в сложный возраст детей, долгов, разводов, суеты. я постарел, мне далеко за осень, и всё твоё, что я в себе отбросил, в других ещё больней отозвалось мне, чем ты.
мне кто-то говорил, что ты погибла, а после: вышла замуж, из страны сбежала, затерялась в недрах лимба, уволилась, нашлась среди зимы, я видел много браков, ставших ложью, двуглавых чудищ, встреч неосторожных, но не было союза невозможней, чем мы.
теперь вдовец, беглец и разночинец, чей волос пепла серого седей, гляжу в песок, потягивая чивас, спасаясь межсезоньем от людей. и кроме волн ничто не застит взора, и в шуме их уже не слышу зова — то голос твой звенит среди сезона дождей.
Такий він весь тонкий, голубокровий, інтелектуальній, лінивий і йобнутий (с)
и я снова в пути, я не знаю, где мой причал затерялся маяк и исчез в безнадёжной мгле бог хотел что-то молвить, в итоге - всегда молчал будто думал, что в море корабликов больше нет занесло же теченье, да, видимо, не с проста спотыкаюсь о камни подводные, тянет вниз от того ли, скажи, тот момент наконец настал когда можно всплывать, не надеясь уже спастись я цепляюсь за водную гладь и от ветра рябь и когда-нибудь выращу рыбий себе плавник чтоб на суше одной нам с тобой уже не стоять схоронит меня море - соленый большой тайник только это все слезы, что капали не с проста океан наревелся, и волны в захлест бегут как же здесь тебя вымолить, как здесь тебя застать приходящим на берег хотя бы на 5 минут ты на память бросаешь монетку - и вроде рад только тем изнутри лишь напрасно колышешь грусть я ловлю ее взглядом, касаясь с ней вместе дна напоследок услышав простое «авось, вернусь»