[Viperidae Crotalus]

исцелю себя полуправдой –
просто к сердцу подкралась осень.

ты – как кофе, как дурь, как градус,
позабыть бы, к чертям бы бросить.
все мотивы поступков, раны все
спрятать чтоб под надёжным панцирем.
у меня к тебе что-то странное –
лучше даже и не копаться там.
у меня к тебе – что получится,
нежность, искренность, ярость с грустью.
что бы ни было – будет к лучшему,
хоть когда-нибудь, да отпустит.
пусть хоть чем-нибудь, да закончится,
если вновь не придём к началу мы.
одержимость и одиночество,
восхищение и отчаяние,
жар случайных прикосновений
сладкой дрожью при встречах редких.
я пустила бы их по вене,
принимала бы как таблетки.
люди – «ты» и «все те, что кроме».
виновата – одна я, оба?

ты – мой самый фатальный промах
или лучшее, что могло быть.

(с) Хедвиг

@темы: поэзия, (с), Хедвиг

---

[Viperidae Crotalus]

как признаться себе, что ты - очень плохой пример?
не подскажет компьютер, и в гугле не повезет,
жизнь - владелец кафе. выставляет огромный счет
но иллюзии - сладкая вата и карамель -

я их ем, невзирая на цену и вред зубам,
коренные посыпались - время бежать к врачу,
подвывая от боли, которой и заплачу
за десерты и сахар в нелепых, пустых словах,

растворившихся в воздухе, будто прогорклый дым.
колокольчики детства озлобленно бьют в набат,
и десерты становятся горькими, как табак.
разбавляю "ситро" вискарём, что растопит льды

и поможет признаться - я очень плохой пример,
но у жалости короток путь - напрямик в окно.
мне к старухе костлявой не хочется на поклон,
выхожу из себя, выбирая пошире дверь -

и, смеясь отражению прогнившим беззубым ртом,
ощущаю, насколько хорош мой плохой пример.

© Постпоэзия

@темы: поэзия, (с), Постпоэзия

---

[Viperidae Crotalus]

Сколько рек я носила под сердцем своим враньё, сколько рек над собой не имела малейшей власти? У кого-то во взгляде засахарен млечный мёд, у меня же смеётся ночная богиня Бастет. Я бежала всегда и от счастья, и от проблем, научилась молчать, потому я плохой рассказчик. Сколько рек за спиной я оставила, прежде чем окончательно сгинуть в болотах таёжной чащи? Я держала себя не в руках, а в своём огне: города восстают, чтобы снова уйти в руины. Без надежды на милость сменяется гнев на гнев, виноточит устало прогнившая сердцевина. Отрезая от памяти карты дождливых бурь и купаясь в иллюзиях цвета осенней охры, через реки бросаюсь я, чтобы отсечь судьбу,

и молюсь лишь затем, чтобы все они пересохли.

Солярис Амберская

@темы: поэзия, (с), Солярис Амберская

---

[Viperidae Crotalus]

я - человек-швейцарский нож, человек-руки-ножницы,
со мной удобно: в вас что-то отрежется, что-то приложится.
во мне нуждаются острые боли и "чайники" докторства:
я безболезненно-просто срезаю ментальную кожицу
и водружаю львиное сердце в Страшилу из хвороста.
я - человек-лабиринт Минотавра, я - мост в Терабитию,
я Кай и Герда, которых не досмотрели родители.
и сколько помню - я тёмная чаща, дурная локация,
как злую сказку меня открывали, но ненавидели,
все повзрослевшие дети, пугаясь во мне отражаться.
я - дверь в Задверье, я - стенка в Застенье, портал по ту магию,
которой всякий так сильно желал, но смотря в неё - вздрагивал,
и там не то чтобы мощные чары - но темень и шорохи,
то мои звери - Тепло с Состраданием тихие, мягкие -
никем не узнанный свет, отхвативший свою дозу пороха.
я - огоньки на болоте, Вендиго и добрые лешие.
я - руны, мне свои тайны вверяют мужчины и женщины,
и я тот дом, что заброшен, тот дом, от которого крестятся,
я - там живущий ребёнок, но все говорят: там повешенный,
мне страшно, мама, вдруг мой позвоночник - прогнившая лестница?
я робот-киборг, для всех моё сердце из алюминия,
никто из них не узнает на что я всю жизнь свою выменял -
остановив карнавал своих ликов, бежать за кулисы:

мне показалось, что ты называешь меня по имени,
мне показалось, что ты воскрешаешь меня по имени,

которого я не и знал, уродясь человеком-дефисом.

(с) Дарья Соль

@темы: поэзия, (с), Дарья Соль

---

[Viperidae Crotalus]

месяц котябрь. коты собираются в стаи,
песни мурлычат, обсев древесные кроны.
летние духи, улицы наши оставив,
им отдают переулки, дворы и клёны.

море стучится в улицы из водостоков.
севером пахнут редкие злые грозы.
кто мурчаливо придёт к тебе, одинокой,
слизывать ядовитые терпкие слёзы?

женщина вечером смотрит в окно сторожко:
сын ей рассказывал утром: когда стемнеет
в городе белая ходит небесная кошка.
дети, поэты, безумцы уходят за нею.

© Лемерт /Анна Долгарева/

@темы: поэзия, (с), Лемерт, Анна Долгарева, Лемерт /Анна Долгарева/

---

[Viperidae Crotalus]

из наших сердец раздается смех палача,
мы демоны в белых изношенных болью рясах.
мы все ещё дышим, нам даже дают кричать,
но крик застревает под слоем бессчетных масок.

мы все изучили: и боль, и предсмертный стон,
магистры игры, что земляне зовут любовью.
мы в вечном огне, мы меняем мечты на сон,
за нашими спинами сотни людей из боли.

и вечность дарована нам, чтоб идти ко дну,
за нас одиночество, страх и, конечно, похоть.
пусть нас проклинают за внутреннюю тюрьму...
подумайте, может, мы так не даём вам сдохнуть?

© Соколов Владимир (m.ART)

@темы: поэзия, (с), Владимир Соколов, m.ART, Соколов Владимир (m.ART)

---

[Viperidae Crotalus]

город серый, как будто умер, как будто вымер… ни листочек не дрогнет над ровными мостовыми, все попрятались, только крысы в ночи не спят: по подвалам, по чердакам, по канавам тоже, город вылизан ими, загажен, изрыт, исхожен, переполнен до точки, где стал походить на ад. город мрачный, такой похмельный и похоронный, если дышит — то вместо вдохов выходят стоны. скоро лопнет, уже трещит по потёртым швам. я молчу, выбивая пальцами ритм на стенах. я не слышу его — но мне всё равно, наверно, я привыкла давно не жить, а существовать.

дед был мастер — из лучших лучший, один на свете. передать свой талант хотел бы, конечно, детям или внукам хотя б, но как-то не задалось. дочка стала простой портнихой, а сын — торговцем (богу богово, остальное — заблудшим овцам), может, кто и пытался, но как-то всё вкривь и вкось. дед был мастер из ничего создавать искусство… утверждают, мол, свято место не будет пусто, но я что-то не вижу подобных ему нигде. перед смертью он создал флейту — живое чудо: кто услышит, забудет, кто он и был откуда, и швырнул её в реку, доверив судьбу воде.

это было, пожалуй, глупо. не мне судить, но говорили и мать, и дядя, что вот, обидно, уж они-то б такую флейту, они-то уж! впрочем, плакать-то было рано, обоим рано, дядя выгодно что-то продал, а что до мамы, городской бургомистр — теперь ей законный муж. он решает, что только может как только может. крысы больше всего покой городской тревожат: даже днём всё снуют, не выгнать, не извести. нет управы на них и нет никакого слада, объявили уже вчера смельчакам награду: столько золота, сколько сможете унести,

только доброе дело сделайте, нас избавьте от крысиной чумы. чужак в разноцветном платье, он пришёл на рассвете — и город ему был рад. он достал из кармана флейту, зажал губами, потекли к нему крысы, как реки между домами, он увёл их — и ни одна не пришла назад. но была моя мать мрачнее свинцовой тучи, говорила: по силам лучшему лишь из лучших сотворить чудо-флейту для столь необычных дел. и когда тот флейтист пришёл за своей наградой, то отец мой, нахмурясь, тихо сказал с досадой: уноси-ка ты ноги, парень, покуда цел.

и флейтист побежал, как раньше бежали крысы. говорят, что мой дядя в котомке его порылся, только флейты он там, конечно же, не нашёл. «я ему не верю», мама сказала папе, а флейтист вернулся — с флейтой и в красной шляпе… и с тех пор ничего уже не было хорошо. город замер, серый, город как будто вымер, только скорбь разлили в небе над мостовыми: оказалось, дети даже послушней крыс. мама ходит тенью, взгляд в половицах пряча, дядя смотрит волком, папа, похоже, плачет. я сижу на крыше, камни бросая вниз.

у меня был брат, он тоже ушёл с флейтистом. город стал пустым и как будто стерильно чистым, ничего не сделать, время не отмотать. крысолов ушёл — и дети бежали следом. вот тебе и флейта. вот и наследство деда. вот что значит долг свой вовремя не отдать. город стал холодный, мрачный и похоронный, только щерит зубы острые в ртах оконных. я готова лопнуть, будто мешок, вдоль шва. выбиваю пальцем ритм по покатой крыше. я его не слышу — я ничего не слышу.
я глуха с рожденья.
и потому жива.

© дарёна хэйл

@темы: поэзия, (с), fairytale inspired, дарёна хэйл

---

[Viperidae Crotalus]

Тревожное

«Береги», — говорила тебе Она, и пахло от Неё хлебом, молоком и немного — сосновыми иглами. А вся кухня у Неё была уставлена маленькими баночками, и в каждой — ты это точно знал — были спрятаны чувства. Больше всего ты любил, аккуратно приоткрыв, принюхиваться к нежности, мягкой, но терпкой, остающейся покалыванием на кончиках пальцев.

«Береги», — говорила Она

«Береги», — говорила Она, и ты клялся беречь, а Она читала книги с хрусткими страницами, которые казались тебе ломкими, как тонкий ноябрьский лёд на лужах. Она читала, а ты обещал, клялся про себя, что сбережёшь, не растратишь эту пронзительную нежность и эту память, расставишь по полкам свои собственные шкатулки, расписные и деревянные, и пылинки будут плясать в солнечных лучах над их крышками.

Но теперь у тебя нет ничего, кроме тревоги, и той ты закладываешь страницы пыльных книг со сказками, из которых ты ни одну так и не дочитываешь до конца, и по ночам зачарованные птицы кричат среди страниц, а звери рычат и хлещут хвостами по бокам, так что у тебя по спине проходит ледяная дрожь. Тебе некуда бежать, и, как ни затыкай уши, рёв непрочитанных слов накрывает серой волной, похожей на небо, с грохотом перекатывающееся через пороги городских крыш, и на слово «грассировать».
Ты перелистываешь страницы, и серые ниточки тревоги соскальзывают с кончиков пальцев, а ты строишь прочные стены из недочитанных книг, и пока по ночам приходят за тобой их призраки, никакие больше чудовища тебе не страшны. Пусть рычат грозно снаружи и не находят окон, в которые можно заглянуть.

Утром птицы будят тебя своим криком, и ты встаёшь, и пьёшь чай — алый, как кровь, — завариваешь его из тех остатков любви, которые всё же сберёг, но они всё равно отдают кислотой, а тревогу не прогоняют даже разноцветные горошины таблеток, разбегающиеся по столу, на глазах обращающиеся в бабочек. Ты ловишь их, боясь смять тонкие крылья, но они сами сворачиваются и на мгновение становятся обратно просто горошинами. Ты проталкиваешь их себе в горло, боясь, что в любую секунду они могут обернуться тараканами. Содрогаясь от воспоминаний об острых ножках, скребущих изнутри.

Книги, из которых собраны колонны, подпирающие потолок, покрыты пылью и покачиваются немного, но у тебя больше нет сил, чтобы выравнивать их, чтобы стирать серую морось. Ты слышишь, как она бьётся в тебе изнутри, мо-ро-сит, как дождь, стекающий по стёклам (где они — эти стёкла, из-за которых смотрят монстры?). А потолок идёт трещинами, и на нём совсем не осталось паутины, он опускается, давит на плечи, сжимает виски запахом сырой штукатурки.

Ты выходишь — ветер дует против самого себя, путается в меридианах и параллелях. Гладит усталую планету наискосок, коваными сапогами стучит по мостовым. Ты выходишь — из себя? а был ли внутри? — тебе некуда вернуться. Нет у тебя дома и не было, а есть тревога, стопки и стены непрочитанных книг, память о Ней да волшебные птицы, задыхающиеся криками в пыли.
Колдовские птицы с перьями, испачканными в чернилах — по стержню, — летят в осень, оставляя за собой мосты из недосказанных слов. Птицы летят, срываются со страниц, и остаются только дикие звери да монстры за несуществующими витражами стёкол.
Ты идёшь за ними — ищешь своё гнездо, то, где вьются по ветру цветные ленты, где этот нежно-терпкий и немного сосновый запах, где пылинки танцуют, и где есть солнце, где золотые мосты корнями переплетаются-переливаются в осенний медный листопад.

Ты бежишь, но тревога не спешит расправляться крыльями за спиной, а глупые ноги путаются друг в дружке, и осень не торопится шагать тебе навстречу. Остаются пожухлая трава, выцветшая до белизны — как? на небе тучи синие в черноту, — а из твоей спины прорастает дым. Нет никакого пламени, и даже раскалённые угли не жгут пятки (куда ты дел обувь, глупый мальчишка, ну куда ты опять её дел?!). Ветер стучится кованым сапогом в дверь, и ты спешно ищешь её, потому что, чтобы открыть дверь, нужно для начала её найти, ну где же она, где, ведь ты же вышел — как, если никакой двери нет и не было, если вокруг только книги да благовониями к потолку — серый дымок?

Ты замираешь. Мир замирает. Пыль останавливается на середине полёта. Ветер бьётся о несуществующую дверь, и небо с грохотом перекатывается-таки через последний порог, чтобы водо-? — звездопадом обрушиться тебе на голову.

Грозные хищные звери зло рычат, и закладки путаются, ты уже не знаешь, какую сказку докуда прочёл, а их сюжеты смешиваются у тебя в голове. Переливаются. Пахнут горечью, солью и шиповником. Может, даже немного — корицей. Звери бьются, грохочут стальные шипы на их хвостах, иглы позвоночников протыкают серую хмарь страниц. Рушатся колонны, и пыль тоже гремит, серое путается с серым, небо врывается в твой дом — вечное, расколотое, пенное.
Льдистое крошево стёкол, дикие янтарные глаза, кожистые крылья, мех на спинах свалялся — ты видишь. Ты смотришь и слушаешь, как они ревут, победоносно, стряхивая остатки чернил. Непрочитанные истории приходят за тобой. Нерассказанные звери отпугивают монстров от иссечённых, разбитых, ненастоящих окон.

И ты впервые поишь диких зверей молоком.

@темы: (с), проза, Анна Быстрова

---

[Viperidae Crotalus]

это был 2014, мы тогда чуть не сдохли,
сидели на сложных медикаментах, плакали вхолостую,
отживали последние месяцы отмеренной нам эпохи,
вступая в эпоху холодную и чужую.

обесценили до конца понятия дружбы, здоровья, честности,
полосовали себя острым лезвием до изнанки,
не ориентируясь ни в квартире, ни в какой-то другой местности,
мы шли вслепую, подсчитывая свои ранки.

да, я помню, мы тогда увязли по пояс в густой зиме,
весь февраль меня размазывало, изматывало и ломало,
вокруг был мир, но мы так нуждались в чужой войне,
что ее отсутствие нас злило, а не прельщало.

мы спасались истерикой, смехом, шуткой,
двумя таблетками успокоительного и теплым аптечным спиртом,
люди нам были - враги,
реальность была жуткой,
и смеялись мы часто истерическим долгим криком.

это был год судорога, год тоска,
я не знаю как мы его прожили, не сломались.
год последней печали, истерического броска,
год, в котором нужно было найтись,
а мы окончательно потерялись.

после мы шли на свет, но каждый уже на свой,
мотыльки одиночки, кухонные самураи,
и никто больше не обозначился, как живой,
были лишь те, кого обстоятельства не сломали.

под ногами хрустели осколки чужих побед,
телефонные разговоры, пьяный секс, трезвые недомолвки,
мы почти забыли сколько нам всем лет,
считали мелочь, ждали знака для остановки.

ни тепла, ни убежища — только путь,
скорые на расправу, неразборчивые в вине.
________________________________
я рада, что этого не вернуть.
я навсегда похоронена в той зиме.

(с) Виктория Marla Власова

@темы: поэзия, (с), Виктория Marla Власова

---

[Viperidae Crotalus]

ты бежишь по жизни - искринкой по фитилю.
знаешь, как выживать без дома и без отца,
как молчат на твои "ну я же тебя люблю",
как живой превращается заживо в мертвеца.

так Огонь говорит Воде: "я себя дарю".
от таких речей обращается в пар Вода.
ты обещала быть счастлива к ноябрю,
а обещания нужно держать всегда.

в странной стране дураков и дурных дорог
тебе остается все меньше и меньше дней.
лишившийся стадного чувства единорог
укатит тебя на удобной своей спине

в золотые края, где ночь уступает дню,
разливая в оконные чаши рассветный грог.
где Огонь признаваться будет в любви Огню,
а не Воде, расплесканной между строк.

кто-то примет твои отвергнутые дары,
даже если ты и не знаешь пока о нем.
ты увидишь его. и вспомнишь с полу-искры.
и поймешь, как же это здорово - быть Огнем.

© Стефания Данилова

@темы: поэзия, (с), Стефания Данилова

---

[Viperidae Crotalus]

- я не знаю, как жить все дожди напролет.
ладно, первый заешь, а четвертый проспишь,
но с утра до метро ненавижу весь мир,
если неба кусок застревает меж крыш.
а потом, добежав, заходить в кабинет,
улыбаться им всем, растворяясь в углу.
что-то делать для лиц, не встречавшихся мне,
вечно слушая дождь, что долбит по стеклу.
целый день в никуда, ни за что, в водосток,
чтоб под вечер без смысла упасть на диван.
и, простуду достав из промокших сапог,
утыкаться...

- в плечо?

- ты смеешься? в экран!
ну, а там, как всегда, выливается грязь
по гнилым языкам из распахнутых ртов.
но уж лучше они, чем молчание стен,
ну, и чтоб по ночам больше не было снов.
на пяти из семи ставим попросту крест.
выходные придут, но на чёрта они?
я мечтаю сбежать, но не знаю, куда.
я не знаю, как выжить в осенние дни.

- я не знаю, как жить в твоем странном мирке,
что был создан как будто осенним дождем.
есть миры, что найдешь между книжных страниц,
есть миры, что приходят по нотам в твой дом.
есть миры, что дает нам улыбка друзей,
пара шуток, объятий, смешных смс,
яркий зонт и стаканчик с кофейной бурдой,
а еще редкий лучик, упавший с небес.
есть миры, что рождаются в капле чернил,
или мчатся за кистью цветной полосой,
или движутся в танце — латино, хип-хоп,
или ловят на фото момент, как лассо...
может, дело не в том, что болтает экран,
не в бессмысленных днях и тяжелой борьбе,
не в простуде, что вечно сидит в сапогах,
не в осеннем дожде,
не в стенах,
а в тебе?

(c) Deacon

@темы: поэзия, (с), Deacon

---

[Viperidae Crotalus]

пальцы в чернилах, пары, злой препод. ВУЗ наконец отпускает домой. осень снаружи, под свитером - лето. в модных наушниках шепчет прибой. шарф толстой вязки, в солнечных прядях ветер запутал листву и траву. Элли из сказки шагает не глядя, /может ее и не Элли зовут/. небо над городом - рыжим драконом, дразнит высотки: ''попробуй, допрыгни!''. сонные кошки на старых балконах, призрачных зайцев зовут в свои игры. все дети осени просят шамана: ''пусть день рожденья пройдет без дождя''. духи дорожные рыщут в карманах, камни цветные в браслетах звенят.
Элли непросто - корабль ее молод, море бушует и бьет по корме. Сциллой зубастой оскалился город. звезды на небе - парадом-алле. хочешь не хочешь - придется сражаться. спорить с религией, Злом и Добром. тот, кто научит ее улыбаться (просто, без повода), будет потом. Элли рисует, ведет по бумаге, белый листок превращая в Багдад. джинны, ифриты, колдуньи и маги, солнечный шар ядовит и пузат. тонкой вуалью реального мира жизнь накрывает: ''бросайте мечтать!'' есть вещи важные: деньги, квартира, братья, учеба, отец и мать. быть юным взрослым - очень непросто, верить кому-то - еще сложней. каждый из нас словно маленький остров, в водах огромных и бурных морей. только у Элли есть тайна, большая. скрытая в маленьком сундучке: Элли сияет. так ярко сияет, что ей не нужен искусственный свет.
свет ее сердца мерцает в тумане, желтым блуждающим огоньком. этот маяк никогда не обманет. где ее сердце - там ее дом.
падать с деревьев стало мейнстримом в узком кругу ярко-желтой листвы. жаль, что вакцину от хмурого сплина мир не придумал поныне, увы. триста шагов - и дыхание парка, солнечный луч согревает теплом. в прошлом осталась школьная парта, за горизонтом маячит диплом. скоро все будет: любовь, как из сказки. принц, без коня, но зато - настоящий. время научит срывать злые маски, каждый, кто ищет, точно обрящет. все еще будет. пусть день день неудачный. пусть сердце бьется не в такт с судьбой. Элли не плачет. герои не плачут: меч берут в руки, бросаются в бой.
ну, а пока - она ищет дорогу, зверя души приручает, и ждет. осень уносит солнце в берлогу, в небе бумажный парит самолет. пальцы в чернилах, пары, злой препод. шесть дней недели замазаны мелом. Элли шагает, за ней идет лето. Боги хранят всех влюбленных и смелых.

Джио Россо

@темы: поэзия, (с), fairytale inspired, Джио Россо

---

[Viperidae Crotalus]

Хранитель

Над Парижем неотвратимо проносится время, сменяются мода, власть, времена года и погода. Этот прекрасный город невероятно капризен и непостоянен. Но есть в нем вещи неизменные, неподвластные никаким переменам извне. Каждую ночь, как только часы в домах горожан отсчитывают двенадцать часов, мадам Птифур оставляет старенький велосипед в ближайшей подворотне и появляется на службе.

Всегда безупречная

Всегда безупречная: в брючном костюме от Живанши, без единого грамма косметики на лице и с идеальной прической. От ее пепельных локонов исходит легкий аромат ночных фиалок. Вот уже более двухсот лет она бессменно работает в бюро находок, что находится на улице Морийон, дом тридцать шесть. И, надо сказать, справляется со своими обязанностями просто отлично. По мнению директора – месье Гризье, – лучшего хранителя у них еще не было за все время существования фирмы. И ему есть с кем сравнить, ведь семейство Гризье в этом бизнесе уже более двух тысяч лет и видывало всяких служащих.

Мадам Птифур заведует отделом неприснившихся снов и содержит камеру хранения в чистоте и порядке. По ее приказу духи-курьеры неутомимо разыскивают одинокие агонии стариков, душераздирающие видения самоубийц, пьяный бред клошаров, злобные проклятия приговоренных к смерти преступников, ночные кошмары невинных детей на улицах и площадях, в парках и под мостами Парижа. В бюро принимают любые сны, даже самые ужасные и зловонные. Они ведь не виноваты, что должны были привидеться негодяю или приносили нестерпимую боль хорошему человеку, поэтому оказались выброшенными на произвол судьбы. Негоже бедняжкам болтаться в пустоте и одиночестве по улицам, словно бродячим животным. Большой город может быть очень опасным, особенно – для нерожденных и мертвых сновидений.

Поэтому духи-курьеры призрачными сачками ловят их, привозят в бюро находок и передают в руки мадам Птифур. Прежде всего она осматривает найденышей: перевязывает раны и успокаивает. Затем подробно описывает, классифицирует, заносит под соответствующим номером в специальный журнал и отправляет в компанию себе подобных, чтобы не скучали. Раз в неделю мадам Птифур обязательно делает обход и проверяет самочувствие питомцев. Медленно проходит по узкому, темному коридору вдоль полок с зажженным фонарем, пропускает сны сквозь себя и, позволяя привидеться, внимательно выслушивает просьбы, жалобы и признания в любви, мирит поссорившихся, утешает грустящих и находит ласковое слово для каждого. И они, словно цветы под солнцем, пышно расцветают в ее горячем сердце, затмевая блеск фонаря.

А среди парижских сновидений ходят слухи, что не страшно, нисколько не страшно когда-нибудь не присниться и умереть. Ведь тебе не дадут пропасть, обязательно отыщут и привезут в сон-рай. В этом месте всегда тихо и темно, нет осуждающих взглядов и учащенного дыхания. Там никто не станет кричать, плакать и проклинать тебя за то, что напугал или разбил чье-то сердце, однажды приснившись. И твоей владелицей станет прекраснейшая из женщин с самыми добрыми глазами на свете и одетая по последней парижской моде: и это, стоит заметить, немаловажный момент. Сны бывают очень придирчивыми, выбирая хозяев. В ее душе обязательно найдется личное место только для тебя. И неважно, каков ты на вид: обычная детская страшилка или кошмар, облаченный в лохмотья, покрытый незаживающими язвами и воняющий сточной канавой. Она впустит тебя в свое сердце раз и навсегда – и никогда не предаст. Потому что все сны – любимые дети для хранителя сновидений.

@темы: (с), проза, Антон Смирнов

---

[Viperidae Crotalus]

потому что однажды изменится всё,
потому что однажды забудутся все.
не спасёшь себя сам – и не будешь спасён,
не решишь всё сейчас – не решишься совсем.

мимо мчится цепочка из памятных дат,
я хочу перестать от чего-то зависеть.
я люблю, как октябрь в больших городах
окропляет рубином кленовые листья.

просто осень – моё, просто осень во мне,
в приглушённых тонах, в обольстительных фразах.
просто всё совершеннее, чище, честней,
и никто никому ничего не обязан.

так не будет больней, лишь чуть-чуть обожжёт
эта горечь в глазах, эта нежность касаний.
а почуем подвох – мы друг другу солжём,
но страшнее всего, что солжём себе сами.

станет правдой, как только вслух произнесёшь:
мой пожар, разгораясь, не стих, не остыл.
точно знаю – однажды забудется всё.
только не эта осень и только не ты.

(с) Хедвиг

@темы: поэзия, (с), Хедвиг

---

[Viperidae Crotalus]

В сентябрьском вечере сливочный месяц, сверкает гирляндами звёздная пыль, живой небосвод до того интересен, что мир окружающий будто застыл. Частичками льда Сатурн окольцован, блестит Андромеда напротив него. И не сформулировать нужного слова, чтоб высказать трепетность. Ветер легко касается щёк, разрумяненных нежно. Планеты вращаются, вторя часам. Ты смотришь на небо и греешь надежду, что завтра туда ты отправишься сам. Там Сириус встретит тебя громким лаем, подаст тебе руку несчастный Фуруд. Ты будешь галдеть, вместе с ними сияя, и множество звёзд соберётся вокруг. Вы станете хором растрачивать вечность, не зная ни смыслов, ни рамок, ни дат.

И я буду рядом с тобою, конечно, гореть, как ярчайшая в небе звезда.

(с) Сергей Владимиров

@темы: поэзия, (с), Сергей Владимиров

---

[Viperidae Crotalus]

наши звезды погасли, и ночь обратилась днем,
мы не видим созвездий в закрытом грозою небе.
мое тело укроет рассыпчатый чернозем.
прорастай, мой цветок. прорастай на воде и хлебе.

прорастай, мой цветок, под поливом наждачных струй.
станет почвой твоею разорванная аорта.
станет смертью твоей скоро огненный поцелуй,
если Смерть не решит в этот раз пощадить кого-то.

на бледнеющем зеркале неба не видно звезд.
они падали, я не успел загадать желанье:
это время летит так же быстро, как рушит мост
между мной и мотивом имеющих цель стараний.

прорастай, мой цветок, упоенный моей душой.
приходи, моя девочка, поговорим о смерти.
о ней можно шутить. говорить можно про покой
и про то, что до нас доберется восточный ветер.

приходи, только помни: не бойся значений слов.
если смерть - это символ, то в ней нет конца, не так ли?
не ищи в слове "смерть" прямоты. я всегда готов
поиграть с объяснением смысла в одном спектакле.

снова улица, дом, мой подъезд и дверной проем.
снова комната, тьма, и тенями пугает мебель.
наши звезды погасли. созвездий не видно днем.
но я вновь для тебя их зажгу на бескрайнем небе.

(с) кто-то за стеной

@темы: поэзия, (с), то-то за стеной

---

[Viperidae Crotalus]

— как можно иметь родителей и не иметь их одновременно?

— как можно иметь родителей и не иметь их одновременно?

моя мама никогда не говорила со мной об отношениях, о том, как люди меняются, и об этом мире. я должна была узнать это все на своих ошибках. я не знала, что мальчик, ворвавшийся в мое сердце, разорвет его на куски. я не знала, что друзья предают и становятся чужими. я не знала, что чувства меняются каждую секунду; в один день ты можешь спать с любимым человеком, а просыпаться с незнакомым. я не знала, что слово «люблю» произносят даже тогда, когда кому-то нужна выгода с этого.

мой отец никогда не говорил со мной о мальчиках, о том, что быть самим собой — это все, о том, что нельзя позволять людям и их мнениям брать над собой вверх, о религии и самозащите. Я должна была узнать это все на своих ошибках. теперь я знаю, что некоторые нуждаются в тебе только в физическом плане, не иначе. я знаю, что люди могут предать тебя, но это не значит, что они плохие, или же ты. это просто означает, что люди – это люди, и мы часто делаем ошибки; это нормально. мы проходим через это, мы учимся, мы движемся вперед. я знаю, что быть самим собой в мире, который постоянно пытается сделать тебя чем-то еще является величайшим достижением. я знаю, что в жизни есть много прекрасных моментов, но между них ты, возможно, захочешь умереть. я знаю, что моя религия проста, моя религия — это доброта.

я сама поднялась со дна, в котором они меня оставили.

— как можно иметь родителей и не иметь их одновременно?

@темы: (с), проза

---

[Viperidae Crotalus]

ты выбрал лето в солнечной глуши,
я выбираю осень в тесной клетке.
отчаянье, простуды, зонт, таблетки.
а ты про море чаще мне пиши.
о звёздах и закатах, о пути,
который ищем мы в потоках света,
но не находим - ни причины, ни ответа
на то, как нам
друг друга обрести.

мой календарь подходит к октябрю,
а ты - в июльско-звёздно-млечном лете.
звезда не гаснет несколько столетий,
пока я думаю,
мечтаю,
говорю.

тоскую по тебе как старый псих.
до дрожи, до бессилия пустого.
приди внезапно, напиши хоть слово.

приди.
или хотя бы
отпусти.

@темы: поэзия, (с)

---

[Viperidae Crotalus]

одиночество где-то в нас прорастает, даёт плоды. даже если и не сейчас, то когда-то узнаешь ты, как уходят из стай своих, как бросают привычный лес. он тебя из листвы кроил, он старался, из кожи лез. он тебя обучал, берёг, защищал, одевал в броню, чтоб ты выстоял в рагнарёк, чтобы верил в свой острый нюх. говорил: «надо чтить завет, вожакам своим доверяй». и его путеводный свет разливался из края в край…
а потом стало вдруг темно, и ты воешь совсем не так, под собою не чуешь ног. понимаешь, что вдруг устал быть, как все, и один за всех, кровью мазать высокий лоб, и в кармане таскать кастет, и молиться, чтоб повезло выжить стае среди других, не попасться в одну из ям. к чёрту слоган и древний гимн!
одиночество – твой изъян.
и теперь ты лицом к лицу с отражением в зеркалах, и тебе лишь решать, что суть, а что просто обычный хлам, и тебе отвечать за всё, что сказал на своём пути. виноват, если не просёк. и дурак, коль не смог пройти. про тебя будет судный день у небесных далёких врат. насчитал сотню добрых дел? сколько раз ты себе соврал? подставляй душу под прицел, раз нажить ты сумел врагов. одиночество – это цель начинающих всех богов: не зависеть ни от кого – своё знание, свой полёт. оставаться самим собой.
кто не пробовал – не поймёт.

(с) sheril fenn

@темы: поэзия, (с), sheril fenn

---

[Viperidae Crotalus]

прикури от моих лёгких, может быть, ты тогда задышишь, воздух осени сладко-слёзный, пахнет куревом, гнилью, сливами, мокрой трассой, холодным ветром и бензиновыми колонками, по бутылкам усталость с “пенным”, в рёбрах дыры опять раздолбаны; пахнет чем-то небесно-северным с послевкусием монотонности, на ладошках пути расчерчены, не скрепляются — снова подраны, как колготки мои под джинсами, капилляры столбов и зданий, привыкаю в тетрадь выписывать каждый взгляд стекленело-каменный и глотать поцелуи горькие так, как будто бы детство кончилось, принимаю антибиотики — витамины опять испорчены — и тебя запускаю с крошевом, в кровь болючие “внутривенные”

осень листьями пахнет тошными

наш срок годности:
“с первым снегом”

(с) Вита Крат

@темы: поэзия, (с), Вита Крат