[Viperidae Crotalus]

Я никогда так не был одинок,
Как на груди твоей благоуханной,
Где я постиг невольно и нежданно,
Как наш удел насмешливо-жесток:
Уста к устам, в блаженстве поцелуя,
Ко груди грудь мы негою полны,
А между тем, по-прежнему тоскуя,
Как у врагов, сердца разлучены.
Мы далеки, мы чужды друг для друга:
Душе с душой не слиться никогда,
И наш восторг, как смутный жар недуга,
Как жгучий бред, исчезнет без следа.
Мне за тебя невыразимо грустно,
Ты тихо взор склонила предо мной,
И, нашу боль скрывая неискусно,
Мой бедный друг, как жалки мы с тобой..

@темы: поэзия, (с), Дмитрий Мережковский

---

[William Gray]

Я тебя никому не отдам –
часто мама мне в детстве твердила,
я ершился и ныл, что есть силы,
чтоб сбежать поскорее к друзьям.

Я тебя никому не отдам –
тряс отец, как щенка прижимая,
…так бывает, что мам не бывает…
подрастёшь – догадаешься сам.

Я тебя никому не отдам –
и застыла ладонь на коленях
той, что стала моим вдохновеньем
к самым первым и глупым стихам.

Я тебя никому не отдам -
ты как в день нашей свадьбы прошепчешь,
шмыгнешь носом, прижмёшься покрепче,
ночь как жизнь разделив пополам.

Я тебя никому не отдам –
наша дочка мне плюхнет в подушку,
разозлясь, что мои конопушки
разбрелись у неё по щекам.

Жизнь порой посылает к чертям,
но когда мне становится плохо –
есть слова, что мешают мне сдохнуть, -
… я тебя никому не отдам…

Павел Покровский

@темы: поэзия, (с), Павел Покровский

---

[William Gray]

Каждый пастырь строг, каждый бес строптив, каждый путь лукав. Не успею в срок, не приду простить, не найду лекарств. Открывает дверь, не скрывает ран, не умеет врать. Сын мой, я осторожный зверь, постоянный страх, я бездарный врач.

Мне бы псом у ног, да полсотни книг, чтобы каждое слово – к ней. Но в глазах темно, не горят огни, никогда не найти огней. А она ничего не ждет, за окном дождит, по утрам туман. Я бессилен, я изможден, я всегда один, я схожу с ума.

Сочинять ей блюз, причинять ей боль, целовать ее на бегу.

Сын мой, я за себя боюсь, я хреновый бог.

Ибо большего

не могу.
(с) Кот Басё

@темы: поэзия, Кот Басё

---

[Vox audita]

«Поэзия может стать ответом на самые острые и глубокие духовные вопросы современного человека — но для этого необходимо привлечь к ней как можно более широкое общественное внимание».
(с) ЮНЕСКО

Поздравляю всех участников сообщества с праздником того, что нас объединяет! Сегодня Всемирный день Поэзии.
От всей души желаю всем положительных эмоций, не терять лирического настроя в жизни и не менять романтику на цинизм, поддаваясь давлению внешнего мира. Ну, и конечно, творческого вдохновения всем!

p.s. отдельные поздравления нашим замечательным доморощенным поэтам  R_o_s_e_b_u_d и  Чеширский кукольник. Верной музы, легкой рифмы и идей-идей-идей!

Искренне ваша,
 Viperidae Crotalus

@темы: организаторское, поздравлялки

---

[Мемнох]

***
Венди стареет и вянет. Годы берут свое,
Детство рассыпалось пеплом, седой трухой,
Венди вздыхает украдкой, развешивая белье,
Жаль, но волшебная пыль обернулась простой мукой.

Венди не пишет писем в свой Неверленд и не верит в фей -
У нее в распорядке дня - приготовить ужин,
Выгладить мужу рубашку и искупать детей -
Глупый и вечный мальчишка ей здесь не нужен.

***
Питер смотрит в окно, нарисованное на стене,
У него в голове крокодил, и он тикает, тикает,
Питер не видит мира, всю жизнь он провел во сне,
И смерть ему уготована там же, - и очень тихая.

Фея Динь-Динь, а в миру - санитарка Эльза
Делает Питеру новый укол, семенит старушечьи.
Поправляет халат, надевает очки от цейсса,
"Мне очень жаль, малыш, но твой мир - игрушечный"

***
Вчера Венди стала бабушкой, ей стукнуло сорок семь
Она закуривает судорожно, одергивает свитер,
Давится дымом. И больше не плачет. Совсем.
Внука назвали Питер.

@темы: поэзия, (с), Вареник, [f]

---

[Viperidae Crotalus]

В каждом отряде запах особый
Кучики пахнет корицей и сдобой
Пахнет Зараки гелем и лаком,
А Комамура - мокрой собакой.
От Хицугаи пахнет арбузом,
Пахнет Ячиру конфетою вкусной.
От Гина тянет скуренной травкой,
От Ханатаро - автозаправкой,
От Оомаэды - чипсами с солью,
От Ибы тянет вчерашней фасолью.
Снова попойкою пахнет Хисаги,
Пахнет лекарствами от Укитаке.
От Ямамото - вечной дремотой,
От Сасакибе - бумажной работой.
Тоосен пахнет лимоном и ромом,
А Абарай - злостью и бромом.
Девушки пахнут всем понемножку:
Нему обычно жарит картошку,
Пахнет от Момо печеньем-сердечком,
А от Исане - новым колечком,
От Уноханы - разбавленным спиртом,
Пахнет Рангику каким-то там флиртом,
От Кийоне снова пахнет Сентаро,
Пахнет Сой Фонг черным котярой.
Пахнет Нанао книжною пылью,
Айзен благоухает полынью,
Ганзю воняет свиньею немытой,
Кёраку пахнет саке недопитым,
От Мадараме вновь тянет водкой,
Маюри пахнет жженой проводкой.
Пахнет от Киры свежей малиной,
От Юмичики - драным павлином...
Пахнет в Готее каждый дурак,
Только Пустые не пахнут никак!

@темы: поэзия, (с), Неизвестный, bleach

---

[Viperidae Crotalus]

Город, словно опутанный сказкой -
Начался в эту ночь карнавал...
Скрыв лицо позолоченной маской,
Молчаливо кого-то он ждал.
"Этот город...
Ты помнишь, как жили
Мы с тобой здесь? Венеция... Да,
Между нами уж многое было,
И судьба привела нас сюда.
Сердце бьется немного быстрее,
Словно я все еще человек,
Неужели в моем мертвом теле
Жизни свет до конца не померк?..
Отчего вдруг такое волненье
Вместо вечной немой тишины?
Мысли спутались, вызвав сомненья -
Если вдруг не увидимся мы?.."
Он пришел... Будто сшедший с картины,
Что писала вампира рука -
Темный ангел в наряде старинном,
Скрыв лицо свое маской кота.
Шаг навстречу, немые объятья...
"Мне не нужен никто. Ты один!
Позабудем обиды, проклятья,
Будь сегодня со мной, господин..."
Эта ночь для них станет забвеньем,
Ведь не зря наступил карнавал -
В эти несколько долгих мгновений
Каждый скажет все то, что скрывал.
Жизни их не проводят по кругу,
Не сулят новых встреч и любви.
Два вампира в объятьях друг друга -
Краткий миг несчастливой судьбы.
Но сегодня забудут несчастья,
Крепко взявшись за руки, они -
Падший ангел и любящий Мастер -
Друг для друга на свете одни.
Затерялись средь шума и красок,
В вихре музыки, танцев и слов.
Слезы скрыв за улыбками масок,
Каждый страсти поддаться готов.
Так похожи сегодня на смертных,
Слившись запросто с пестрой толпой,
Эти двое влюбленных безмерно
Могут просто быть сами собой.
Быть влюбленными искренне, страстно,
В поцелуях сливаясь, сгорать.
Своим чувствам горячим отдаться,
Да и просто счастливыми стать.
Не скрывать своих чувств неизменных,
Не боятся улыбок иль слез.
Быть уверенны, что несомненно
Не воспримут все это всерьез.
Маска спрячет обиду и злобу,
Маска спрячет и боль, и печаль.
Сделать правду враньем для народа -
Вот что значит такой карнавал.
Ну и пусть будет все лишь мгновеньем,
Пусть все будет обманом и сном!
Эта ночь карнавала забвенья
Вновь наполнит сердца их огнем!
Ночь накрыла Венецию тьмою,
Шум гуляк едва слышен уж стал.
Проплывала неслышно гондола
Через тихий ночной Гранд-канал.
Эти двое смотрели на звезды,
Что мерцали в безмолвной дали,
Как мерцали на лицах их слезы.
Говорить ничего не могли.
И не надо уж было признаний,
Все признанья известны давно.
Снова им суждено расставанье,
Это было до них решено.
На их лицах и боль, и желанье.
Маски сняты, в них нету нужды.
Но никто не нарушит молчанья -
Слышно только лишь всплески воды.
"Помнишь, Мастер, как было когда-то?
Я вот так же в гондоле лежал,
И весь день, все с утра до заката
С нетерпением ночи я ждал.
Так томительно было мученье,
Ведь тогда я так сильно любил
И тебя, и твои наставленья...
Я с тех дней ничего не забыл."
Тихий вздох и немые объятья,
Красный бархат и холод руки.
"Так давно уж был должен сказать я -
Слов не мог подобрать никаких...
Ты ведь знаешь, что чувства, как прежде,
Время их не смогло изменить.
Я люблю..." Но напрасны надежды,
Оба знают - им вместе не быть.
Пусть недолго их ночь будет длиться,
И погаснет огонь, что пылал...
Спрячут снова под масками лица -
Ведь наступит опять карнавал.

@темы: (с), проза, annete, [f]

---

[Мемнох]

В тамбуре курят четверо. Первому двадцать пять на вид.
Он выпускает струйку дыма, кашляет и говорит:

"Убили меня в сорок первом, в битве под Киевом, у Днепра,
Видишь, в моей гимнастерке осталась на память о том дыра.
Я похоронен в руинах дома, где мы засели тогда втроем.
Немец для верности кинул гранату в дверной проем."

Второй говорит: "У меня все скучно. Я утонул в шестьдесят шестом.
Были в деревне, купались в речке на тихой заводи под мостом.
Я неудачно нырнул с ограды. Мне было двадцать три.
Господи, посмотри на меня. Господи, посмотри."

А третий смеется: "Прекрасно помню. Мне было пятьдесят.
Я, как нормальный покойник, умер в постели пять лет назад.
В тот день на работе мне стало плохо. Я еле дошел домой."

Четвертый молчит и думает:
"Я живой."

@темы: поэзия, (с), Александр Пелевин

---

[ДеткаДжо]

Ошибка

иногда всё равно подкатывает, сколько ни отбивайся,
ни говори, что прошло, мол, дела забытые, всё такое,
память - это не то, что способно изящно и в ритме вальса
потанцевать немного с тобой, а после оставить в покое.

всё своим чередом, дом-работа, прохладно, минус пятнадцать,
родственники, как это порой бывает, не сидят на шее,
но часы показывают подходящее время признаться,
что соскучился по теплоте человеческих отношений.

итак, идёшь и чувствуешь себя сытым-одетым-обутым,
в темноте знакомых высматривая и не увидев оных,
зимним вечером сквозь пургу возвращаясь привычным маршрутом,
пролегающим через парк обездвиженных аттракционов.

повсюду массовая индустрия с этой её любовью,
тебя окружают слоганы, советующие, что делать,
и вдруг - вспышка - такая яркая, свет, от которого больно
(всё-таки память и вправду весьма своеобразная дева).

и, казалось бы, да, всё прошло, а вот нет, не прошло, поди ж ты;
жизнь как будто вокруг иная, а вот нет, совсем не иная,
и становится крайне досадно, так много времени выждав,
думая, что вылечился, задыхаться от воспоминаний.

приходя, ты включаешь музыку, откидываешься в кресле,
делишься с зеркалом чувствами, которые днём экономил;
тебя охватывают мысли на тему "что было бы, если", -
и ты совершаешь ошибку, например, набираешь номер.

@темы: поэзия, Рахман Кусимов

---

[Viperidae Crotalus]

Когда-то, давным давно, жила в наших краях дочь одного серебряника. Черная-черная, как цыганская ночь. Отправилась она однажды в далекие края - научиться там чему-нибудь и денег заработать же, наверное. Только не назад она привезла ни деньги, и не ребенка в подоле, а ужасную любовь в окровавленном сердце. Полюбила она белого-белого, как полярный день, юношу. И хоть он сам был с Севера, все влекло его на Юг, в тамошние океаны. И что та черная дочь серебряника лелеяла надежду хоть как-то приворожить его к себе, и кровь ему особенную в вино подмешивала в полнолуние (сама при этом чуть не померла), и отважилась на что прежде не решалась, - украла у отца немного серебра и сама выковала себе и любимому по перстню. Сказала: "Будешь моим тайным нареченным?" А он боялся брака, как черт ладана, и сказал, что перстень примет, но нареченным чтоб его не называла. Перстень оттого скоро почернел. Долго плакала дочь серебряника, ведь на том перстне она даже следы ног повырезала - мол, по этим вот следам пойдешь себе, куда укажет сердце (с надеждою на то, что хоть сердце не обманет и, страху вопреки, приведет его к ней, а дальше уж случиться то, что им точно небесами уготовлено, и дети у них будут хоть белые, как день, хоть черные, как ночь, хоть чистые, как серебро). Отважилась она на воровство еще раз - выковала оберег на шею с именем любимого, примешала в сплав слюну и волосы свои. Почернел и оберег. Остался в одном из бесчисленных карманов путешественника, которым был тот юноша с Севера. Дочь серебряника уже не плакала, лишь кусала свои полные, алые губы. Вновь, в третий раз зашла она по ночи в мастерскую отца и стащила кусок самого ценного, старого карпатского серебра, из которого доселе только пули против нечисти ковали, да иголки для того, чтоб раны смертельные зашивать. Отец узнал бы - точно бы убил. А так старик когда таки заметил подмену этого непростого серебра обыкновенным (из его же другой шухляды), то лишь головою покачал да языком поцокал.
В тот последний раз дочь серебряника пошла на холм у кладбища, а там уж выковала две маленькие круглые сережки. Подарила их возлюбленному и готова уж была прощаться навсегда, но вдруг она стала ему мила. Семь лет были они вместе, во встречах и разлуках, семь лет он ей говорил, что близиться тот час, когда они поженятся и будут у них дети черные и белые, и черные будут мастерски собирать грибы, а белые - устрицы. Но что-то ничего не получилось. Любовь всей жизни на то и любовь всей жизни, чтоб застревать поперек нее, как кость в горле. По возможности и внеурочный час царапаться до слез. Особенно во сне, когда, казалось бы, уж все забылось.
Волны близлежащего грязного моря забрали надежды дочери серебряника, и, сидя на песке, сказала она светлому юноше, что ничего у них не выйдет. И впервые за долгое время уже плакал он. Чистыми, как серебро, слезами. И не одна белая птица не села рядом с ними на грязные от водорослей камни.
Время шло. Он отправился дальше в южные края и нашел себе там некрасивую, но простую, честную (не то что хитрая, коварная колдунья - дочь серебряника) девушку. Также с Севера. Крепкую и сильную. Говорил ли он с ней о детях, дочь серебряника не знала. Однако же и ей настало время кого-нибудь себе найти. И хоть был у нее на ту пору не один мужчина, но все ж любила одного, в ее сережках. И когда она, все таки, вышла замуж и отяжелела, пришло к ней из-за морей грустное письмо, пахнущее странными, чужеземными грибами, и на котором были точечки соленой воды. Писал ей ее возлюбленный о своей большой утрате. О том, что нырял он недавно в теплом океане, а когда вынырнул, то потерял одну из ее серебряных сережек. И если о других подарках он тут же забывал, то из-за этого, почему-то, сильно опечалился. Ведь, пишет, носил эти сережки всегда-всегда. И теперь одна из них лежит под волнами на дне, среди ракушек и кораллов, и только рыбы безразлично хлопают глазами и хищные водоросли едва колышутся над ней. (Пока письмо читалось, в ночном небе цыганского цвета разверзлась огромная дыра, точь-в-точь по форме той сережки. В ночи дочери серебряника залаяли собаки и попрятались звезды). Но, говорилось в письме, то место называлось Тайным Садом, и было лучшим местом под водою на земле. И тем более я буду, писал он, теперь внимательней следить за той сережкой, что осталась, ведь что имею я дороже, чем она?
Дочь серебряника увидела ,как та дыра в небе медленно затягивается. И звезды вышли, и псы уже не выли. А самый верх горного неба стал постепенно наливаться тем самым цветом, что и глубокое дно океана. И поняла она, что южный океан, в котором теряет сережку человек с Севера, и сам становится северным. Как не крути..

перевод Jk

@темы: перевод, Ірена Карпа, (с), проза, Jk translations

---

[Мемнох]

В рядовой четверг, в промозглую ночь осеннюю
на лесной поляне, где мокнет столетний тис,
я вас всех соберу, а потом поведу к спасению
от дурацких иллюзий, что есть ещё шанс спастись.
Что особо послушных посадят в лодочку ладную,
пожалеют, накормят, простят и благословят.
И отпустят обратно, к свету, через парадную:
нежных, круглых и лупоглазых - смешных совят.

В общем, двигаемся, совята, вперёд, не мешкая.
Каждый должен запомнить того, кто идёт за ним.
Все развилки и родники отмечаем вешками,
на прудах и болотах не пялимся на огни.
Мы пойдём по бескрайним полям, где поют усопшие,
голосами глухими тянутся из земли.
Ляжем спать у дороги, и сны у нас будут общие:
проступающие сквозь корни контуры лиц.

Мы пойдём сквозь нагие рощи, в мешки заплечные
наберём сувениров: всего, что у пути нашлось.
В бурой мёрзлой земле безымянные, бесконечные
кладовые войны: гарь, железо, тряпьё и кость.
Вдоль речных берегов городища лежат да капища,
глина, уголь и мел - полосатый культурный слой.
Ваши предки выходят к воде и глядят на закат, ища
в бликах солнца ладью, в воду спущенное весло.

Так и вам в свой черед городскими бродить каналами,
ждать прогулочный катер, моторку, гондолу, плот.
Или молча сидеть на жердочках над канавами,
прижимаясь друг к другу, стараясь сберечь тепло.
А потом изможденных, высушенных, растерянных
вас погрузят в сырые трюмы и повезут:
без имён и без лиц, без памяти, как растения.
Только плеск воды о корму. Темнота. Мазут.

Время вышло, родные, нам пора расставаться и
всё увиденное припрятать и сохранить.
Мне - на вахту у врат. Вам - обратно в реанимации,
не расстраивайте родных, возвращайтесь к ним.
Там, где вы проходили - смешные, звонкоголосые,
непрерывно несущие чушь о добре и зле -
мертвецам останутся эхо, трава белёсая
и обугленная картошка в седой золе.

@темы: поэзия, (с), Дана Сидерос

---

[Viperidae Crotalus]

Для графини травили волка.
Его поступь была легка…
Полированная двустволка –
Как восторженная строка!
Он был вольный и одинокий.
На виду или на слуху.
Стрекотали про смерть сороки
Беспардонную чепуху.
Упоенно рычала свора,
Егеря поднимали плеть –
Все искали, где тот, который
Призван выйти и умереть?
Нет, любимая… Даже в мыслях
Я не буду ничей холоп.
Я уже не поддам под выстрел
Свой упрямый звериный лоб.
И моя негустая шкура
Не украсит ничей камин.
Пуля – дура? Конечно, дура…
Только в поле и я – один…
Все бело, и борзые стелют
Над равниной беззвучный бег.
Эх, дожить бы хоть до апреля –
Поглядеть, как растает снег,
Как по небу скользят беспечно
Облака до краев земли…
И влюбиться в тебя навечно,
За секунду
до крика:
«Пли!»

@темы: поэзия, (с), А. Белянин, [f]

---

[Viperidae Crotalus]

Подменыши
Лунная ночь в Вероне тиха, темна.
Две королевы фейри у двух домов,
Золотом рыжих волос так ярка одна
Другая короной увенчана черных кос.

Спят два младенца. Первые сны их чисты,
Улицы тихи и лунная ночь мертва,
Разные улицы, разных домов огни,
Но матери обе шепчут одни слова:

«Спи, мой подменыш, время пока не пришло,
Будешь расти средь людей и умрешь как они,
После проснешься принцем, вскачешь в седло,
Дикой охоты тебя позовут огни,

Спи, мой подменыш, мой новорожденный принц,
Ждет тебя царство, и где-то второй такой,
Его ты узнаешь сразу, меж тысячи лиц,
С ним ты навечно связан одной судьбой.

Спи, мой родной, ну а я пока ухожу…»
И оставляют младенцев, просто кладут под порог
Люди проснулись, факелы, крики, шум –
Будут племянники у благородных домов.

Растут два мальчишки, будто зверьки, не как все.
Один слишком шумный, другой – ненормально тих,
Но стоит увидеть друг друга, как в местной войне
Вовсе не детские страсти срывают двоих

Мажут кормилицы йодом свежие синяки,
Бесится рыжий: «убил бы его, если б мог»,
Ну а второй так не по-детски молчит…
Город Верона – сцена их вечных боев.

Годы проходят, мальчики подросли.
Рыцарь и шут – боль головная для всех,
Ночи хмельные сменяют хмельные дни
И вот, как-то в полдень, за ними приходит смерть.

Дальше по драме: слезы, изгнание, месть
Люди Вероны плачут о них, молодых.
Но дышит Меркуцио, вот он пытается сесть,
И рядом Тибальт открывает глаза свои.

Кровь на рубашках, а ран больше нет на них,
Страшно обоим и в город приходит ночь,
Страшно безумно, и за руки взявшись, враги
Вместе бегут их этого города прочь.

Лес их спасает, и слышат они во тьме
Лают собаки, охотничий рог поет,
Вот к ним подходят двое, подводят коней,
С Дикой охотой скачут они вперед.

Лунные принцы вернулись к себе домой,
Но не врагами, а рядом к плечу плечом
Матери рады: те, кто испытан войной,
Смертью повязан – им все теперь не почем.

Золото с черным мешается на траве
Лунная ночь так прекрасна в чаще лесной.
Шепчет Меркуцио: «Хватит нам жить в войне»
И слышит в ответ от Тибальта: «Ты только мой»

Дикой охоты ярче костры горят,
Фейри танцуют, кони копытами бьют…
Думают люди – драма в Вероне была.
Только подменыши долго средь них не живут.

@темы: поэзия, (с), Capt. Jack Harkness, [f]

---

[ДеткаДжо]

Роберт обычный парень: глаза как гвозди,
Носит драные джинсы, короткий хвостик,
любит свой мотоцикл и большую скорость,
чтобы рвущийся воздух трещал, как хворост,
мама смеется: "Робби, подхватишь насморк".

Робби, если дерется, - обычно насмерть,
клал он на библию, копов и на законность.

Роберту двадцать четыре, он верит в то, что
жить после тридцати - уныло и тошно,
с радостью вмятины носит на черном шлеме.

Только за Робертом ходят в последнее время
три приставучие шлюхи- куда б сорваться?
Все не отводят глаз от его затылка.
Он допивает до дна седьмую бутылку
пива, садится и выжимает сто двадцать.
Не помогает. От них ему не убраться.

Робби уже не помнит, как было прежде,
вот в черепах бандана, улыбка злая.
Ходят за ним три шлюхи - Вера, Надежда,
имени третьей Роберт даже не знает.
Ходят, глядят в его костлявую спину,
в бледную тощую шею смертельнобольного,

Они обещают, что гадость из Роберта вынут,
жизнь после этого, дескать, начнется снова.

Только вот Роберт - парень не из наивных,
он таких видел - добрых, гостеприимных,
первую дозу всегда предлагали бесплатно.
Роб никогда не верил в такую халяву,
да и вообще - эти шлюхи ему неприятны.
Шли бы уже к идиоту другому, право.

Двадцать второго, пасмурным воскресеньем
Роберт выходит из дома. Идет неровно.
(Мама спросила: что ж на своих? здоров ли?).
Эти же трое сзади - пугающей тенью.

Слушай, чувак, у каждого есть свои тайны,
эти, что будят из шкафа негромким стуком.
Роберт доходит до пустыря на окраине
и, развернувшись, стреляет по этим сукам.

...Роберт сидит, и глаза его пересохли,
красные: то ли ветер, а то отоспаться.

Третья встает, вытирает красный висок, и
ласково гладит его по ссаженным пальцам.

@темы: поэзия, Лемерт

---

Ночи Мандоса

[Viperidae Crotalus]

Насколько я помню, автор не любит репоста, потому просто дам ссылочку

samlib.ru/t/tiamat/08_mandos_nights.shtml

@темы: (с), проза, Тиамат

---

[Viperidae Crotalus]

Вся жизнь, как время, лишь отрезок вечности,
По ней идем, ползем мы иль бежим как барс.
Вся жизнь, что глупо называем бесконечностью,
Сплошная грязь, отчаянье и фарс.
***
Чего ты смотришь на меня, созданье ночи?
Искал ответов? Ты искал не там.
Я сделал шаг, ты рвал мне сердце в клочья,
При нашей встречи. Помнишь Нотр Дам?
Ты закрываешь за спиной свое созданье,
Свою маркизу, спутницу и мать.
А знаешь, сколько от нее страданий
Тебе еще придется испытать?
Твой смертный друг, закрытый в старой клетке,
Скрипач безумный. Он твою любовь
Растопчет, как цветов прекрасные букеты,
Едва лишь только примет твою кровь.
Блондин, одетый в мягкий красный бархат,
Все против правил. В миг один,
Почудилось мне, что воскрес из праха
Мой Мастер, бог и господин.
Моя дорога снова резко повернула,
Совсем как раньше, в тот ужасный час,
Когда порывом мрака свет в пути задуло,
Когда светильник вечных сил погас.
Я помню крик, что с горестью срывался
С искусанных до крови детских уст.
Тот Амадео в миг один остался.
А мир теперь навеки будет пуст.
Сантино, Дети Тьмы, мое паденье,
Париж и долгие скитания во тьме.
Но вот лишь миг, всего одно мгновенье,
И прошлое мое сгорит во тьме.
В глазах твоих презрение и жалость,
Ты любишь тех, кто отвернется от тебя.
Послушай же меня хотя бы малость,
Не отворачивайся, жизнь себе губя!
Уходишь... даже ты меня оставил,
Даруя на прощанье нежный жест-
Театр маленький, где ты когда-то правил.
Опять на мне поставлен жирный крест.
Вот век минул, я все еще в Париже.
И наш театр все еще стоит.
И вот, твое создание я вижу,
Красивый бледный ночи сын-Луи.
Я полюбил его в одну минуту,
Но все ж, не так как я тебя любил.
Но он схватил протянутую руку-
Боялся, что создателя убил.
И что же сделало твое создание?
Прекрасный ангел ночи, наш вампир,
Что вечно слезы льет в своих страданьях,
Кляня судьбу свою и весь презренный мир?
Бессмертная рука покрепче факел сжала,
И вот театр адским пламенем объят.
За несколько часов перед пожаром
Я спас тебя оттуда, мой Лестат.
Теперь с Луи свободны мы на время,
Но знаю, он меня все так и не простил,
Что снял с него я проклятое бремя,
Что Клодию любимую убил.
Опять в мой дороге повороты,
Свобода без общин. И новый век
Уже раскрыл передо мной ворота,
А свет же мой давно уже померк.
Но что тебе до этого? Упрямый...
Упрямый и прекрасный негодяй.
Узнаешь все незаживающие раны,
Мне скажет друг твой: "Проповедуй, обвиняй..."

@темы: поэзия, (с), annete

---

[Сварливый старый дракон]

Сага о Копье


…Поет негромко тонкая струна,
Вновь льется голос барда-паладина,
И Лунитари, алая луна,
Парит надменно в темном небе Кринна…

В осенних сумраках растают имена,
Горит веллина золотая крона,
Холодный ветер, точно взмах крыла
Могучего и гордого дракона.

Покоя хрупкого рассыпался песок,
Вновь в облаках мелькают чьи-то тени
И светлый бог покинул свой чертог,
Вслед за врагом отправившись на землю.

Волшебный край накрыл безумный сон,
И воздух душный порождает стоны,
Кошмар ночной здесь плотью облечен
Под шепот страшного зеленого дракона.

Две грозных рати сходятся, как встарь,
Опять поют забытые молитвы
Вновь сотни жизней лягут на алтарь
Во славу этой бесконечной битвы.

За горизонтом – гордый Палантас,
Уходят в прошлое идеи и каноны,
Но здесь поет нам честь в последний раз,
Глядя в зрачки могучего дракона.

В ночи беззвездной прокричит метель,
Холодный клич тот вскрыл терпенью вены,
Ждет час свой жадно пятиглавый зверь,
Где мир во власти сумрачной геенны.

Жизнь оборвет лихой удар копья,
Звезда героя рухнет с небосклона,
Сверкнет презрительно доспехов чешуя
Хозяйки грозного и древнего дракона.

Но ключ заветный от волшебных врат
Мглу озарит зеленым тусклым светом,
Сестры дух встретит утомленный брат -
И ночь сгорит в сияющем рассвете…

…Затихли в воздухе певучие слова,
Бард вновь исчез на тропах Ансалона,
И Лунитари, алая луна
Пылает ярче пламени дракона…

@темы: поэзия, (с), DragonLance, Конн

---

[Bloody Bellis]

На танец пригласил меня...

На танец пригласил меня - ну что ж -
Я принимаю твой негласный вызов...
Лишь от касаний рук по телу дрожь,
И кругом голова, что ты так близок.

Ты слишком смел… но это не упрёк -
Мне нравится желание во взгляде,
Трепещет сердце словно мотылёк,
И я тону в болотно-сладком яде...

В ладонях чувствую твоё тепло,
К ногам - прикосновенье твёрдой плоти...
На крыльях страсти разум унесло,
Неважно, что вокруг танцуют гости.

Дыхания уже сплелись в одно,
И руки по спине моей всё ниже...
Пьянею... словно выпито вино,
И звуки музыки я слышу тише...
тише...

Секунда... две... скользнуло платье вниз,
И грудь моя во власти поцелуев...
Я вся твоя - исполним наш каприз!
У невозможности мгновения своруем.

Мурашками вдоль тела холод стен...
Ритмичные движенья в диком танце,
Горячих губ манящий грешный плен,
И сладкий стон в переплетеньи пальцев.

В тот вечер пригласил меня - ну что ж...
Во всём винить мы будем неизбежность.
Пусть до и после между нами ложь,
Но танец тот я буду помнить вечность...

@темы: поэзия, (с), Ирма Рафаель

---

[Сварливый старый дракон]

Колыбельная Рейстлину
(вольный перевод)


Он был надёжен как скала,
Вот только волей слаб.
Его судьба твоей была:
Всю жизнь и страж, и раб.
Нет, не пытался он порвать
Те узы, что ты плёл.
Пускай любовь устанет ждать
Он брата не подвёл.
Лишь ты один мог видеть суть:
Что было и что есть.
Лишь ты один мог всё вернуть,
Забыв про власть и месть.
Твой выбор долог, его скор,
Пусть он один во тьме+
Его любовь немой укор
Тревожит тебя в сне.
Ты звал его, ты мог любить,
Когда в душе гроза,
Но стоило тебе открыть
Те странные глаза,
Как призрак вновь будил недуг
И знанием томил.
Как быстро увядало вдруг
Всё, что давно любил.
И вот один+ Теперь один
Стоишь средь древних стен.
Ты Тёмной Башни господин
Чем жертвуешь взамен?..
Его любовь немой укор
Прошедшая глава.
Но повторяешь до сих пор
Забытые слова.
Он их придумал так давно,
Чтоб твой прогнать кошмар.
Минут века, но всё равно
Хранишь бесценный дар.
Он далеко+ Но вот опять
Когда взойдёт луна,
Он будет зорко охранять
Твой путь в тенёта сна.

@темы: поэзия, (с), DragonLance, Мария Камалеева

---

[ДеткаДжо]

Ну, вот же люди умеют миром решать конфликты, растить детей,
А мы как кошка с собакой мылим друг другу шеи, совсем не те
Проблемы ставим перед собой, решаем с воем, упреком, визгом.
Ну, что ты, милая? Я с тобою. Я безнадежно с тобою близко.

Мы так стараемся быть нежнее, но не надежнее асимптот,
Не распадаться тотчас на звенья, как вдруг окажется, что не тот
Был выбран довод и путь до дома, и смелый выстрел в висок судьбы.
Ну, если хочешь, найди другого и будь с ним столько, сколь сможешь быть.

Влюбись в него, поиграйся в чувства, лелей и холь, словно он - твое.
А как вдруг станет смешно и жутко, так то остались вы с ним вдвоем,
А он не знает, что ты трусиха, боишься грома, падений цен,
Что ты похожа порой на психа на сто один гребаный процент.

Укройся, милая, с головою, его в свой мир побоясь впускать.
Тогда-то, глупая, разом взвоешь, как пуля мимо пройдет виска
Судьбы-злодейки с крапленой картой, с точеным взглядом, слепой тоской.
А я все время пробуду рядом, давясь в соседнем кафе треской

И кофе с милым простым рисунком на взбитых сливках. Такой расклад.
Мне гром не страшен, твой взгляд не жуток, и мальчик твой мне завидно рад.
Сдает тебя, словно на поруки, так надоела за блажью блажь.
А я то что? Взял легко на руки и прошептал лишь одно: "Не плачь."

[J] r_o_s_e_b_u_d[/J]

@темы: поэзия, авторское, r_o_s_e_b_u_d