Где твои крылья?
У неё не было крыльев. Она хотела быть кем-то другим: Счастьем, Нежностью, Лаской, Терпением, Любовью, Гармонией, тем, к чему люди упорно стремятся из века в век, о чем мечтают и вспоминают с приятным чувством. Но никто не предоставил ей такого права. Крыльев не было у Злости, Гнева, Гордости, Лести и некоторых других. А ещё – у неё. А была она Одиночеством.
По вечерам, когда Город наполнялся разноцветьем огней, притворно греющих промозглые дворы и улицы, люди начинали собираться в толпу и брести к автобусным остановкам, а кафе зажигали вывески над входом, она просто брела подальше от автострад. Рыжие листья шуршали и шептались под ногами, не сдаваясь натиску дворников, упорно собиравших их по плотным серым пакетам всего пару часов назад. Красное, жёлтое, оранжевое не сдавалось серым оболочкам, а разлеталось по городу, будто стая птиц, почему-то не желавших улетать в тёплые края.
Она шла..Она шла и окидывала взглядом полуобнаженные деревья, постепенно готовящиеся к зиме, небо в сгущающихся тёмных красках, порывы и вихри ветра, возникающие тут и там, воробьев, жавшихся друг к другу, и серый асфальт под ногами. Только на людей она боялась смотреть. В душе всё ещё были живы воспоминания о том, как больно поражала её эта толпа. Толпа – большая, сильная, многолюдная! Она сумела бы затоптать и не заметить. Но почему-то под незаметным взглядом или хрупким касанием девушки, незримо шедшей рядом, она содрогалась и зябко ёжилась, будто ветер всё же сумел проникнуть под шарфы и куртки, а ещё стремилась полубрезгливо и полубоязливо продвинуться дальше, дальше, чтоб убежать от странного чувства, возникающего в душе. И тогда призрачная жительница Города решила избегать смотреть на людей, осторожно передвигаясь среди них, чтоб не задеть плечом или запястьем, выглядывающим из фиолетового пальто.
«Меня боятся, – думалось ей. – Но ведь это не конец света. Есть ведь что-то ещё, кроме людей. Правда, ничего из этого не сумеет заговорить со мной, сказать хоть слово, даже если захочет».
Временами, гуляя в парках, она слышала где-то поодаль взволнованные голоса:
– Наташка! Какая встреча!
– Свет, подожди!
– Миш, ты только не забудь, ладно?
– Да брось, Лен, ты прекрасно выглядишь!
И тогда у неё на губах невольно появлялся крохотный намёк на улыбку. Ей нравилось, что у этих людей есть имена, что к ним можно обратиться, позвать. Она сама была этого лишена. Было бы ужасно странно, если б кто-то осмелился позвать её к себе. Глупо ведь стоять посреди какого-нибудь бульвара и кричать во всю глотку:
– Одиночество, иди сюда!
– Куда мир катится... Мозги набекрень, а по улицам шастает, – недобрым шёпотом сказала бы какая-нибудь хмурая тётка, несущая набитую авоську.
А всё-таки как забавно было бы услышать, что кто-то её зовёт. Окликает, приглашает к себе. Но девушка помнила, кем была. Таким не место среди радостных встреч и шумных торжеств... За это она и любила эту хмурую пору. В ней можно было спрятаться, укрыться в лужах и листве, затеряться, уйти от самой себя, стать лишь росчерком дождя на стекле и долго-долго не возвращаться назад.
Эти дождливые дни сглаживали яркие краски, делали их теплее, превращали колорит в пастель... В другое же время праздники представлялись ей шумным и непостоянным букетом улыбок, поздравлений, возгласов... Наблюдая за всем этим, она видела лёгкие образы тех, с кем рука об руку шли всяческие знаменательные дни: невесомо летала Радость, заговорщически поглядывало Веселье, и даже Счастье заглядывало погостить. Они не замечали Одиночество, да и вряд ли могли бы это сделать в таком разномастном хороводе яркого и светлого. А она их видела. Видела – и провожала каждый жест непонятливым взглядом. Почему же у них есть эта лёгкость, эта воздушность? Почему у них есть... крылья? Почему у неё – нет?
Она помнила строгое правило, соблюдающееся при распределении эмоций – их сути: «Крылья даются тем, кому велено распространять по Земле эмоции, приносящие людям свет. Они должны служить помощником для того, чтоб суметь доставить их как можно большему количеству человек, а также – чтоб подчеркнуть превосходство Доброй Сути над её противоположным значением».
Значит, над Злом? Но разве она относится к тем, кого предполагают под «противоположным значением»? Относится к Жестокости, Ярости, Зависти, Гневу? Та, которая не хотела другим ничего плохого. И, придя в уникальный и необычный мир, думала подарить ему что-то особенное, то, от чего он стал бы лучше. А получила зябкий страх тех, к кому думала приблизиться её рука. Мысли вязкой тиной набрасывались сверху, и было непонятно, как выбраться, как разобраться...
Когда становилось и вовсе невмоготу, она старалась занять себя одним интересным вопросом: отчего нет имени у этого яркого сезона? Она знала, что существуют Зима, Весна, Лето, но, когда наступали следующие три месяца, всё загадочно умалчивало название четвёртого времени года. Своими глазами она видела во множестве магазинов и лавок красивые цветастые календарики и календари побольше. «Лето, – гласили они, – Июнь, июль, август». А затем – просто прочерк, за которым следуют названия трёх месяцев: сентября, октября и ноября. Ей нравились эти мелодичные названия, напоминавшие звук упавшей капли или шелест летящего листа.
– Красиво... – выдыхала она неслышно и одними движениями губ проговаривала эти неизведанные слова, будто они были карамелью или живительной водой, которую хочется попробовать на вкус.
А внутри зарождалось чувство родства с этой загадочной безымянной порой – незнакомкой, которую тоже никто не мог окликнуть по имени.
***
Был ветреный серый вечер. Огни Города разметались бликами по рыжей макушке девушки-Одиночества, бочком идущей в большой толпе. Вязаный шарф, наспех завязанный накануне, метался в разные стороны. Дождевые капли глухо падали вниз и исчезали невидимым пятнышком на тёмной земле.
Но в этой слякоти всё казалось ей родным и близким: и разноцветные листья, и полуобнаженные ветви, и дождь, щедро питающий землю. Что-то трепетно жалось в сердце при взгляде на открытую и весьма уязвимую красоту, раскинувшуюся вокруг...
Она смотрела вниз, на трещинки мокрого асфальта, когда ощутила на себе чей-то вдумчивый и внимательный взгляд. Оставив медленно текущие мысли, девушка подняла голову и устремила взгляд в тёмное небо... Нет, не только в небо. Так как явственно ощущалась: кто-то смотрит на неё оттуда, из-за скопа тяжёлых туч. Женский и ясный взгляд. И эти мудрость и понимание, понимание и мудрость были слагаемыми какой-то особой связи, отчего-то звучащей в сердце.
– Свети, – шепнул этот взгляд. Или это лишь почудилось ей?..
Но в один момент что-то переменилось. Что-то важное встало на свои места. Внезапно она ощутила, что всё это: рыжие листья, ветреный вечер, дождь, ветви деревьев, щемящее чувство внутри и тот неназванный отрезок в календаре – её. И вместе с тем она сама. Всё это – она.
– Как будут звать тебя? – послышалось откуда-то и вошло в душу.
Ветер взметнул ворох листьев, вынимая все краски света, и листва прошелестела какое-то необычайное созвучие, шорох, мелодию на своём языке.
– Осень, – подхватила девушка за ветром и листвой и почувствовала вдруг, что именно так её и звали всегда. – Да, Осень.
Чей-то взгляд тихо согласился на это и растаял, не оставив следа.
Теперь у неё были крылья.
Осенний прохладный ветер, её ветер, стал ими.
***
Спустя множество лет, гуляя по своим садам, Осень уловила обрывок разговора, долетавшего от старой дачи:
– Ответишь на один вопрос?
– Валяй, чего уж.
– Вот лично для тебя – что такое осень?
– Осень? Ну, ливни, слякоть, улицы от грязи развозит. Ещё, говорят, осень – пора одиночества. У всех сразу обостряется чувство собственной ненужности и печальных состояний.
– Одиночества, ты говоришь?
– Ну да, а что?
– Глупо это, вот что. Осень – это не когда ты один. У большинства лишь этот смысл в одиночестве. Осень – это уединение, возможность побыть вместе с самим собой, разобраться с мыслями, открыть в себе что-то новое. А сейчас все так боятся просто сесть и подумать – только и делают, что бегут в толпу. И не задумаются о том, что не всегда плохо поразмыслить о чем-то наедине с собой. А эти месяцы располагают... Помогают нам быть собой. Почему, интересно?
Говорящие на мгновение затихли, не зная, что неподалеку незримая Осень тихо улыбалась в ответ...
Тихо улыбалась в ответ.
Анастасия Фабаровская